ВАРЯГО-РУССКИЙ ВОПРОС В НЕМЕЦКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII в.
Со времён Герберштейна русская история привлекала внимание немецких учёных и публицистов. После Северной войны вместе с пристальным вниманием к тогдашней петровской России появляется и огромный интерес к прошлому страны. Немецкая историография России XVIII века ассоциируется преимущественно с именами Г.З.Байера, Г.Ф.Миллера и А.Л.Шлёцера. Однако и многие другие немецкие историки более или менее подробно изучали различные вопросы российской истории.
К началу XVIII века развитие историографии позволило перейти от простого пересказа легендарных событий к критическому осмыслению фактов и их проверке. Этот переход был постепенным и начался сперва в тех областях исторического исследования, где было легче всего создать определённый фундамент — в первую очередь в области генеалогии, которая по сей день считается вспомогательной исторической дисциплиной. Одновременно, как источник начинают использовать древние хроники, что позволяло сверять и анализировать данные.
Повышенный интерес к генеалогиям возникает в Европе с XVII века и достигает апогея в следующем столетии. Генеалогические материалы начинают широко использоваться в трудах немецких авторов. Создаются первые научные исследования по истории отдельных семей и сводные генеалогические справочники, в которых сведения располагались, как правило, по схеме нисходящего родства, имена жён и дочерей зачастую отсутствовали.
Варяго-русский вопрос в немецкой историографии первой половины XVIII века был поставлен, прежде всего, как вопрос из области генеалогии. Повышенный интерес к родословным в Германии (да и не только в ней) был, в частности, обусловлен огромным интересом немецких исследователей к корням русской правящей династии. С конца XVII века началось массовое переселение немцев в Россию, которое только усиливалось на протяжении всего следующего столетия. Научное и культурное сотрудничество двух великих народов стало феноменальным явлением в мировой истории.
Корнями русской царской фамилии интересовался знаменитый философ и языковед Г.В.Лейбниц, который определил своей задачей отыскать «origines populorum» (начало народов). Он начал свою историю с критического пересмотра хронологии и вопросов происхождения генеалогий1.
Лейбниц собрал и систематизировал множество материалов по древнерусской истории. В этом контексте его интересовала, прежде всего, проблема происхождения варягов. В одном из писем 1710 года он писал, что рассматривает область варягов (в северной интерпретации Рурик) как область Вагрия в окрестностях Любека2. В IX веке там жили племена ободритов, но позднее эту область завоевали норманны. Несмотря на то, что Лейбниц отождествлял Рюрика со славянской Вагрией, он называл его «благородным датским сеньором»3.
Безусловно, вопрос об этническом происхождении Рюрика был напрямую связан с вопросом об истоках русской правящей династии. В 1734 году в Петербургской Академии наук была переиздана работа С.Тройера, где говорилось об «устойчивой дружбе» между Российской и Германской империями4. Публикация в целом развивала идею сотрудника и помощника Лейбница И.Г.Экхарта, который, после женитьбы в 1711 году царевича Алексея на Шарлотте Кристине Софии Брауншвейг-Люнебургской, начал возводить обе родословные к византийскому императору Константину Багрянородному5.
К генеалогиям нередко обращались при изучения русско-германских династических связей. Когда в 1716 году мекленбургский герцог Карл Леопольд женился на дочери царя Ивана Алексеевича Екатерине, обе родословные стали выводить из вендо-ободритских генеалогий. Проректор гимназии Ф.Томас в буквальном смысле находил в местных генеалогиях «русские» корни. Он использовал манускрипт 1687 года, автором которого был уже умерший нотариус мекленбургского придворного суда И.Ф. фон Хемнитц. По этому документу Рюрик был сыном ободритского князя Годлиба, убитого в 808 году данами6. Позиция Томаса получила развитие в последующих исследованиях по истории Мекленбурга.
Против подобной интерпретации генеалогического материала высказывался мекленбургский историк и краевед Г.Ф.Штибер. В своих «Исторических изысканиях» он решительно выступил против выведения родословной русского правящего дома из генеалогий «26 королей вендов и ободритов, начиная с Ариберта I»7. Штибер сравнил сведения разных авторов и пришёл к выводу, что они совершенно не совпадают. С.Герберштейн, например, выводил Рюрика из Вагрии8, а П.Петрей — из Швеции или Пруссии9. На этом основании Штибер делал вывод, что нельзя использовать генеалогии древних ободритских королей10. Штибер выступал, главным образом, против использования генеалогических источников для доказательства версии происхождения Рюрика.
В целом дискуссия носила достаточно однотипный характер, что было закономерно при тогдашней методологии исторического исследования. Научная генеалогия только зарождалась в Германии, первая кафедра генеалогии была основана в Йенском университете в 1721 году. Конечно, было известно немало случаев, когда родовое древо создавалось в угоду политическим и династическим интересам. Вместе с тем, научное применение генеалогий в первой половине XVIII века было полностью оправданным.
Изначально интерес к родословным был сугубо практическим и определялся скорее политическими мотивами, нежели историческим поиском. Однако, благодаря изучению личных генеалогий «всплыли» ценнейшие этнические генеалогии донемецкого населения Северной Германии. Они сохранились вплоть до XVIII века условиях, когда национальный состав населения изменился почти полностью. Эти родословные росписи, в которых можно выделить так называемую легенду о происхождении рода и далее отдельные звенья и ветви, содержат основную массу сведений, часто уникальных. Впоследствии немецкие генеалогии не изучались серьёзно ни в Германии, ни у нас, тем более в связи с варяго-русским вопросом. Уже к середине XVIII века основные академические баталии по норманнской проблеме переместились в Россию. Местные мекленбургские генеалогии были потихоньку забыты.
* * *
Безусловной вершиной в исследовании генеалогий стала работа Самуэля Бухгольтца «Опыт по истории герцогства Мекленбург», которая была издана в Ростоке в 1753 году. Настоящий труд был написан по совету Г.Б.Генцмера, который был воспитателем детей принца Карла Людовика в Мирове и мечтал о создании краткого курса мекленбургской истории для преподавания. Генцмер также помогал не использованными предшественниками С.Бухгольтца материалами. Работа посвящена герцогине Луизе, супруге наследного принца Шверина, и состоит из огромного количества небольших параграфов с последующими комментариями, в приложении приводятся генеалогические таблицы великокняжеских мекленбургских домов.
Основываясь на сведениях И.Бахмайстера, Г.Клювера и Д.Неттельблата, автор обратил внимание на явную преемственность родословных таблиц вандалов и вендов, к которым он причислял кашубов, ругов, вильцев, ободритов, полабов и варягов17. Ф.Я.Спенер вплоть до XIII века называет правителей Мекленбурга «королями вандалов»18. Некоторые авторы (например, проповедник Аэпин в самом конце XVIII века) вообще настаивали на том, что ключом к пониманию мекленбургской истории является признание полного тождества вендов и вандалов. Не случайно Мекленбургский дипломатический инвентарий 1760 года открывает запись: «Anno 471. Testamentum Genserici, Regis Vandalorum in Africa»19 .
Под предводительством короля Гензериха (Gensericus, Γινζίριχος) вандалы переправились в Северную Африку и завоевали её, и только в 534 году Юстиниан I смог победить их. Безусловно, Гензерих был одним из самых почитаемых варварских вождей прошлого, а его девиз — «Атаковать жилища людей, на которых разгневался Бог» — приводил в ужас противников.
Гензерих, можно сказать, de jure оформил «очередную» систему наследования. Прокопий Кесарийский несколько раз упоминает так называемое «завещание Гензериха»20. Чтобы избежать раздела и смут при усилении королевской власти, он определил, что престол всегда будет доставался старшему представителю королевского дома, независимо от степени родства с предшественником21. Это было совершенно нетипично для германцев, которые вождей избирали22. Более того, такой порядок престолонаследия исключал избрание короля.
Традиция такой «очерёдности» сохранилась на долгие века. Хроника краковского епископа Кадлубка свидетельствует, что у балтийских славян княжеская власть принадлежала старшему по рождению23. Такой порядок наследования вполне очевидно прослеживается и по древнерусским источникам. После смерти отца престол занимал старший сын, которого младшие должны были почитать «в отца место». В дальнейшем во главе правящего рода поочередно вставали старшие в данный момент князья. Поэтому власть переходила от брата к брату, а после смерти последнего из братьев передавалась старшему племяннику. Смерть любого члена княжеского рода вызывала передвижение его младших родичей на одну ступень вверх.
В своем «Опыте истории герцогства Мекленбург» С.Бухгольтц сравнивает систему правления вандалов и вендов и не находит существенных различий24. Древние источники часто отождествляли вендов с вандалами. Королевский титул у них сохранялся со времён Римской империи, князья имели статус ниже королей, но всё же обладали частью власти. М.И. фон Бэр писал, что вендов никогда не возглавлял один государь, их земли состояли из многих княжеств, которыми управлял король25.
Позднее Э.Лависс справедливо называет вендами славян в междуречье Эльбы и Одера и разделяет их на три группы: ободриты в Мекленбурге, вильцы в Бранденбурге и сорбы в Лужицкой земле и Мейссене26. А Ф.Виггер причислял к ободритам варягов, варнабов и собственно ободритов (ререгов). Они занимали города Ратцебург, Варнов, Рерик и т.д. К вильцам относились лютичи, редари и некоторые другие племена, в том числе и мекленбургские вильцы27.
Вандалы, по легенде, вели своё происхождение от мифического короля Антура I, который был женат на богине Сиве. Многие народы брали за правило выводить свою родословную от богов. Позднее Сиву, как покровительницу плодородия и жизни, особенно почитали варяги, её главное святилище находилось в Ратцебурге.
Cовершенно не разделяет вандалов, вендов и герулов генеалогия, приведённая И.Хюбнером,. По ней Антур I значится первым королём герулов.
Король вандалов Вислав считался прямым предком Радегаста, последнего короля вандалов и основателя династии королей вендов и ободритов. В.Н.Татищев понимал его как Вышеслав или Вечеслав28. Интересно, что по некоторым родословиям братом Вислава оказывается легендарный «король герулов и ругов» Одоакр, низложивший римского императора Ромула Августула. М.Хеннинг вообще смешивает генеалогии ругов и герулов, возводя их к Одоакру29. Другие авторы возводят род Одоакра к вождю гуннов Аттиле. Кстати, имя Вислав (иногда в интерпретации Витслав) встречается в вендо-ободритских генеалогических таблицах вплоть до 1325 года. Последний князь Вислав был единственным известным в Северной Германии миннезингером, с его смертью прервалась древняя правящая династия на острове Рюген, который отныне вошёл в состав Померанского герцогства.
Франкские хроники под 789 годом упоминают короля ободритов Витслава, как равноправного союзника Карла Великого30 в знаменитом походе против вильцев, когда, по некоторым данным, объединённые войска дошли до Балтийского моря31. Длительную вражду вильцев и ободритов засвидетельствовали как письменные32, так и археологические источники33. Спустя шесть лет Витслав был убит саксами. Все генеалогии также точно указывают именно 795 год. Эти данные подтверждает и Мавро Орбини34. Власть перешла к его старшему сыну убитого Траско (Дражко), носившему сходное имя с князем вильцев Драговитом, своим современником. О Траско мы знаем из сообщений И.Ф. фон Хемнитца, Г.Г.Клювера и других.
Политическим центром ободритов и резиденцией короля (rex Abodritorum) был, как предполагается, хорошо укреплённый город Рерик в области между Мекленбургом и Балтийским морем. В 808 году крепость подверглась нападению датского короля Годофрида и была разрушена. Вильцы «из-за старой вражды с ободритами помогли данам»35 . Многие источники рассказывают о том, как Годофрид повесил князя Годлиба, второго сына короля Витслава. В следующем году люди Годофрида убили Траско, и ободритов возглавил его брат Славомир36 . Он начал войну против франков, но был побеждён в 818 году. Славомир, вероятно, оказался заложником, долго прожил при франкском дворе и даже перед смертью, якобы, принял крещение.
После смерти Годлиба в 808 году, у его сыновей Рюрика, Сивара (именно так во всех немецких источниках!) и Трувора не оставалось никаких прав на главный престол, они были вынуждены отправиться в далёкий провинциальный Новгород. И.Хюбнер датирует это событие 840 годом37. Эта дата представляется нам более правдоподобной, чем летописный 862 год. Во всяком случае, ясно, что все попытки привязать события ранней русской истории к жёсткой хронологической сетке — не более чем формальный приём позднего летописца.
В летописной версии о призвании варягов-руси ведущую роль играет ещё один персонаж — новгородский князь Гостомысл (по другим данным — посадник или старейшина). Ещё в середине XIX века И.И.Срезневский писал, что имя Гостомысл имеет западнославянские корни, и отметил сообщение о нём в Фульденских анналах под 844 годом38. Согласно немецким генеалогическим таблицам, Гостомысл погиб в битве с франками также в 844 году. В сборнике документов по истории Мекленбурга он был причислен к племени варягов39.
В.Н.Татищев намекал на более глубокие прямые родственные связи Гостомысла с правителями вандалов, приводя отрывок о князе Вандале из Иоакимовской летописи: «А здесь Иоаким вместо народа вандалов князя именовал, равно Гелмолд онагож Винулем…»40. Более того, сохранился обширный фольклорный материал о царе Вандале и его потомках в Новгороде40.
И.Хемнитц, И.Хюбнер, С.Бухгольтц в один голос рассказывают о сыне Гостомысла Табемысле, который до 862 года продолжал сопротивление Людовику Немецкому. Но по одним источникам он был убит, по другим — правил после 862 года.
Всё больше научных доказательств того, что колонизация Новгорода происходила с запада, из балтийской Словонии. Антропология объединяет западных славян и ильменских словен в одну группу. Узколицые суббрахикефалы Новгородской земли обнаруживают ближайшие аналогии среди краниологических материалов балтийских славян. Черепа ободритов также суббрахикефальны (черепной указатель 76,6; у новгородских словен — 77,2) и узколицы (скуловой диаметр 132,2; у новгородских словен — 132.1). Все эти данные свидетельствуют о том, что славяне, осевшие в Ильменском регионе, имеют не днепровское, а западное происхождение41. Выделяется ареал близких антропологических типов, принадлежащих к балтийскому морю, — балтийский. В него входят поляне (польские), висляне, ободриты, поморяне, словени новгородские, кривичи полоцкие, радимичи, дреговичи и, возможно, волыняне42.
О происхождении новгородского населения из среднеевропейского региона говорят также данные топонимики. Древняя близость новгородских и псковских говоров со славянским языковым миром Висленского бассейна проявляется и в лексических материалах43.
Все эти данные, конечно, только подтверждают исторические схемы, которые могут быть основаны на материалах генеалогических источников.
Разумеется, совершенно не дальновидно применять немецкие генеалогии только по отношению к варяжской легенде. На этом материале можно поставить целый ряд проблем, касающихся древних русов, и при помощи комплексного использования источников разных наук решить их. Далеко не до конца очевидна этническая карта раннесредневековой Европы, не совсем ясна роль русов в великом переселении народов и их соотношение с вандалами и герулами. Более детального изучения требуют взаимоотношения русов со славянами (в ранних источниках они разделяются).
* * *
В связи с нашей темой особого внимания и исследовательского интереса заслуживают личные имена, упомянутые в генеалогиях. В историографии варяго-русского вопроса проблема имён всегда была одной из основных. Начиная с Г.З.Байера, норманисты стремились отождествить «русские» имена с германскими и на этой базе строить свои доказательства. Вне сомнения, многие имена из средневековых (и, как следствие, более поздних) родословных таблиц подверглись искажению в немецкой лексике, что логично. Тем не менее, можно проследить интересные аналогии.
В ранних родословиях вендо-ободритских королей преобладают собственно «русские» имена, этимология которых уходит в глубокую древность. Славянские имена появляются в генеалогических таблицах только с IX века, когда русы начинают сливаться со славянами и усваивают их язык44. Однако следы иной племенной генеалогии были ещё весьма заметны.
Родоначальник династии Радегаст носил то же имя, что и главное божество в храме Ретра. Хронист Титмар также именует его Сварожичем45. Адам Бременский, писавший свою историю Гамбургской церкви около полустолетия позже летописи Титмара, говорит о Ретрском святилище, как о центре языческого богослужения. Главное место там занимал золотой идол Радегаста, особо почитаемый ободритами46. Сообщения этих авторов повторяет в XII веке Гельмольд47.
Немецкий автор М.Шедий в середине XVIII века прямо отождествлял Радегаста с одноимённым «королем герулов», считая, что он был обожествлён после смерти48. Речь идёт о Радегасте I, который вёл свою родословную от короля вандалов Алимера, женатого на Иде с острова Рюген. Их потомки правили в Ругиланде.
Пока неясно с именем Ариберт. Ономастический ряд Ариперт, Годеперт, Рагинперт и так далее прослеживается по генеалогиям королей лангобардов49. Э.Болль в «Истории Мекленбурга» отдельную главу посвятил личным именам и фамилиям и истолковывал имя Ариберт как Римберт50.
Важно, что многие имена собственные «живы» и по сей день. Например, Витслав (ср. с польским и чешским Вацлав ) или Дражко. Многие из них проанализировал профессор А.Г.Кузьмин. Известна его интерпретация имён Рюрик, Синеус (Сивар), Трувор и т.д. 51 Добавим только, что имя Сивар (Sievert, Sywardt), возможно, следует понимать в связи с культом варяжской богини Сивы, в немецком языке ему соответствует имя Зигфрид. Город Старград некогда назывался Сиван, также по имени богини Сивы52. Имя Труво(а)р в свою очередь связано с балтийским культом Триглава (Trzy). Интересно, что часть имён прямым образом отражает религиозные верования, что свидетельствует о своеобразном общественном укладе.
Отдельным пунктом стоят «русские» женские имена, среди которых наиболее популярны Сивилла (Сива?) и Вендула (Вендела, Вендель). Большинство из них сохраняется вплоть до позднего средневековья. «Русские» принцессы были замужем по всей Европе, что свидетельствует о широких династических связях. Женой киевского князя Изяслава Мстиславича (1146 — 1154, с перерывами), например, была дочь «русского короля» (Regis Ruthenorum) 53.
Самый богатый в Европе именослов был у кельтов, к нему обращались многие народы. Отсюда, вероятно, племена вендо-вандальской группы заимствовали мужское имя Биллунг54 и многие женские имена.
* * *
Мы приходим к выводу, что изучение немецких генеалогий позволяет существенно расширить рамки варяго-русского вопроса и рассматривать его как часть важнейшей проблемы вендской этнокультурной общности на южном побережье Балтийского моря. К сожалению, многие источники по этой теме в силу различных причин остаются недоступными.
Исследовательская работа осложнялась множеством объективных и субъективных трудностей. С одной стороны, мы столкнулись с проблемой недоступности материалов по немецкой историографии XVIII века, с другой — с откровенным варварством. Например, генеалогии королей вандалов, вендов и ругов (то есть самые необходимые нам источники) из редкой книги Иоганна Хюбнера, хранящейся в фонде Государственной Публичной Исторической Библиотеки, были кем-то преднамеренно испорчены, а многие страницы просто вырваны. Копии утраченных родословных таблиц по нашей просьбе были любезно предоставлены профессором Мюнхенского Университета д-ром Гельмутом Шрёке.
Дискуссия в немецкой историографии по варяго-русской проблеме началась за полвека до известных споров вокруг «диссертации» Миллера в России и носила полностью научный характер. Германские антинорманисты начала/середины XVIII века попытались ввести в научный оборот ценнейшие генеалогические источники, которые и сейчас не хотят замечать наши оппоненты. При этом немецкая историография варяжской проблемы первой половины XVIII века остается у нас практически не изученной. Однако, вряд ли стоит сомневаться в том, что позитивное решение варяго-русского вопроса во многом зависит от исследований и новых открытий в области генеалогии.
1. Conze W. Leibniz als Historiker. Berlin, 1951. S. 11, 21.
2. Guerrier V.I. Leibniz in seinen Beziehungen zu Rußland und Peter d. Gr. St.-Petersburg — Leipzig, 1873. Bd. 2. S. 140.
3. Doerries H. Rußlands Eindringen in Europa in der Epoche Peters des Großen. Königsberg — Berlin, 1939. S. 67.
4. Treuer S. Abstammung des allerdurchlauchtigsten russisch-kaiserlichen Hauses und der durchlauchtigsten braunschweigisch-luneburgischen Herzoge von einer deutschen StammMutter / Материалы для истории Императорской Академии наук. Т. 6. СПб., 1890.
5. Hoffmann P. Deutsche Publikationen aus der ersten Hälfte des 18. Jahrhunderts zur Geschichte des vorpetrinischen Rußlands // Wissenschaftliche Zeitschrift der Humbolt-Universitat zu Berlin. R. XVII. 1968. 2. S. 266.
6. Thomas F. Avitae Russorum atque Meclenburgensium principum propinquitatis. Rostock, 1717.
7. Stieber G.F. Historische Untersuchung des hohen Altertums. Verwandtschaft und Ursprung des groß-czaorischen und drl. Mecklenburgischen Hauses, wobei zugleuch untersucht wird, ob die Russen und Wenden vor eine Nation zu halten seien oder nicht. Rostok — Leipzig, 1717. S. 4.
8. Герберштейн С. Записки о Московии. СПб., 1866.
9. Petrejus de Erlesunda P. Historien und Bericht von dem Grossfürstenthumß Muschkow. Leipzig, 1620.
10. Stieber G.F. Historische Untersuchung... S. 36.
11. Hübner J. Genealogische Tabellen, nebst denen darzu gehörigen genealogischen Fragen, zur Erläutering der politischen Historie. Th. 1 — 3. Leipzig, 1725 — 1728.
12. Hübner J. Genealogische Tabellen... Erster Theil. Leipzig, 1725. Die Tabellen 112, 192.
13. Klüver H.H. Vielfälting vermerhrte Beschreibung des Herzogtums Mecklenburg. Dritten Teils erstes Stück. Hamburg, 1739. S. 32.
14. Beehr M. J. Acht Bücher der Mecklenburgischen Geschichte. Ratzenburg, 1759.
15. Franck D. Des Alt- und neunen Mecklenburgs anderes Buch. Güstrow — Leipzig, 1754. S. 35.
16. Boll E. Geschichte Meklenburgs. Zweiter Theil. Neubrandenburg, 1855. S. 728.
17. Buchholtz S. Versuch in der Geschichte des Herzogthums Meklenburg. Rostok, 1753. S. 82.
18. Spener F.J. Sylloge genealogico — historica. Frankfurt a. M., 1677. S.702.
19. Meklenburgisches Urkunden — Inventarium, oder Verzeichniß. Ratzeburg, 1760. A. 471.
20. Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. СПб., 1998, с. 163, 164, 166 — 167.
21. Brunner H. Deutsche Rechtsgeschichte. Leipzig, 1892. Bd. 2. S. 23.
22. Корнелий Тацит. Анналы. Малые произведения. История. СПб., 1993. C. 340; Dahn F. Urgeschichte der germanischen und romanischen Volker. Berlin, 1881.
23. Monumenta Poloniae historica / Wyd. A. Bielowski. Lwow, 1872. T. 2. S. 191.
24. Buchholtz S. Versuch... S. 93 — 96.
25. Beehr M.J. Acht Bucher der Mecklenburgischen Geschichte. Ratzenburg, 1759. Bd. 1. S. 20.
26. Лависс Э. Очерки по истории Пруссии. М., 1915. С. 21.
27. Wigger F. Mecklenburgische Annalen bis zum Jahre 1066. Schwerin, 1860. S. 105.
28. Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Кн. 1. Ч. 1. Спб., 1768. С. 16.
29. Henninges M.H. Theatrum genealogicum. Magdeburg, T. 4. S. 957.
30. Коронация и принятие Карлом императорского титула состоялось только в 800 году.
31. Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 2. М., 1995. С. 454, 467.
32. Annales regni Francorum, edidit F. Kruze. Hannoverae, 1895. A. 809, 823.
33. Herrmann J. Siedlung, Wirtschaft und gesellschaftlische Verhältnisse der slawischen Stämmen zwischen Oder / Neisse und Elbe. Berlin, 1968. S. 172 — 173.
34. Mauro Orbini. Il regno degli slavi. Pesaro 1601. München, 1985. S. 80 — 81.
35. Boll E. Geschichte Meklenburgs. Erster Theil. Neubrandenburg, 1855. S. 3.
36. Wigger F. Mecklenburgische Annalen... S. 10.
37. Hübner J. Genealogische Tabellen, nebst denen darzu Gehörigen genealogischen Fragen. Erster Theil. Leipzig, 1725. Die 112. Tab.
38. Срезневский И.И. Чтения о древних русских летописях. Спб., 1862. С. 46.
39. Meklenburgisches Urkundenbuch. Bd. 1. Schwеrin, 1863. S. 8 — 9.
40. Сказания Великого Новгорода, записанные Александром Артыновым / Сост. Ю.К.Бегунов. М., 2000.
41. Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. М., 1995.
42. Алексеева Т.И. Славяне и германцы в свете антропологических данных // Вопросы истории. 1974. № 3.
43. Седов В.В. Древнерусская народность. М., 1999. С. 125 — 127. Также см.: Зализняк А.А. Древненовгородский диалект. М., 1995.
44. Кузьмин А.Г. Падение Перуна. Становление христианства на Руси. М., 1988. С. 143.
45. Thietmar von Merseburg. Chronik. Berlin, 1962. VII. S. 47.
46. Adam von Bremen. Hamburgische Kirchengeschichte. Hannover — Leipzig, 1917. II.
47. Гельмольд. Славянская хроника. М., 1963.
48. Schedius M. De Diis Germanorum. Syng. III. P. 484.
49. См.: Menghin W. Die Langobarden. Stuttgart, 1990. И.Хюбнер также упоминает короля лангобардов Ариперта, внука Гарибальда, правившего с 656 по 662 гг.
50. Boll E. Geschichte Meklenburgs... S. 8.
51. Кузьмин А.Г. Древнерусские имена и их параллели. / Откуда есть пошла Русская земля. Кн. 2. М., 1986. С.639 — 654.
52. Boll E. Geschichte Meklenburgs... S. 370, 372.
53. Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. М., 1990. С. 92, 105.
54. В хрониках мы, например, встречаем имя короля бриттов Беллина, который победил флот Юлия Цезаря в устье Темзы (Cм.: Гальфрид Монмутский. История бриттов. Жизнь Мерлина. М., 1984. С. 176)